Бог мертв кто сказал. «Бог умер, да здравствует сверхчеловек» (ф

«Бог умер»

Это высказывание впервые появилось в 1882 году в книге Ницше «Весёлая наука». Оно ознаменовало утрату доверия к сверхчувственным основаниям ценностных ориентиров. Нельзя воспринимать это высказывания как личную позицию Ницше. Хайдеггер говорил, что «необходимо читать Ницше, постоянно вопрошая историю Запада». С такого ракурса тезис «Бог мёртв» видится уже не точкой зрения философа на вопрос о религии, а попыткой указать на некий переломный момент, пороговое, переходное состояние, в котором находился народ Запада, по мнению Ницше, на тот момент. Слова "Бог мертв" "оказываются здесь лишь диагнозом и прогнозом".

Мне кажется, будет неверно предположить, что Ницше дошёл до этой мысли лишь к 1882 году. Не стоит забывать, что до 1879 года у него, из-за постоянной работы в университете, было мало времени на занятия философией. Так что не исключено, что эта мысль зародилась у него ещё давно, но окончательно сформировалась и получила возможность выразиться словами лишь в 1882 году. Вероятно, первым толчком к возникновению у философа этой мысли стала война 1870 года, в которой Ницше принимал участие в качестве санитара. Страшное оружие, боль, кровь, постоянные страдания людей и смерть могли натолкнуть его на мысль о том, что «что-то с этим миром не так». Его дальнейшие болезни помогли утвердиться и развиться этой идее. Однако, всё это лишь на уровне предположений.

Ф.М. Достоевский не делал столь громких и броских высказываний, как Ницше. У Фёдора Михайловича были вообще другие методы донесения своих мыслей до читателя. Ведь, известно, что Ф.В. Ницше был превосходным стилистом и предпочитал выражать свои основные идеи при помощи афоризмов, «выбрасывая» их «в лицо» читателю. Достоевский же доводил свои мысли через диалоги героев своих романов. Однако, всё это не отрицает того факта, что в произведениях Ф.М. Достоевского можно так же найти попытку указать на некий переломный момент, переходное состояние, в котором находился народ на тот момент. Логично будет предположить, что данная идея возникла и развилась у него в тот самый период, важность которого уже была отмечена выше.

В жизни обоих философов в разное время произошли важные события, ставшие переломными в их жизни, заставившие писателей по-новому взглянуть на мир, переосмыслить его.

Распространено мнение о противоположности духовных исканий Ницше и Достоевского. И на первый взгляд кажется странной идея соединения этих двух мыслителей в рамках одного идейного течения. На самом деле, если взглянуть глубже, то между взглядами Достоевского и Ницше больше общего, чем различного, несмотря на кажущуюся противоположность при поверхностном ознакомлении. Оба они заложили основы нового мировоззрения.

Достоевский в своём творчестве пытался обосновать систему идей, согласно которой человеческая личность воспринимается как нечто первоисходное, несводимое ни к какой высшей, божественной сущности. Герои Достоевского и он сам очень много говорят о том, что без Бога человек не имеет ни бытийных, ни моральных оснований жизни. Однако, традиционная концепция Бога не утраивает писателя, и он пытается самого Бога понять, как некую часть бытия, «дополнительную» по отношению к человеку. Для Достоевского, Бог - это потенциальная полнота жизненных проявлений личности, которую каждая личность должна пытаться реализовывать. Это объясняет важность образа Иисуса Христа для философа. Христос для него - это человек, доказавший возможность реализации этой полноты жизни, которая заложена в каждом из нас и которую каждый может хотя бы частично раскрыть в самом себе.

Подтвердить и уточнить сформулированную позицию помогает анализ историй самых значимых героев Достоевского. Среди этих героев, по-моему мнению, наиболее важное место занимает Кириллов из романа «Бесы».

Из двух тезисов - «Бога нет» и «Бог должен быть» - Кириллов вывел парадоксальное заключение: «Значит, я - Бог». В романе его за это заявление признали безумным, однако эта идея, столь важная для Достоевского, гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Высказывая мнение, что «Бога нет», Кириллов говорит о Боге как о внешней для человека силе, и именно такого Бога он отрицает. Но раз в мире «Бог должен быть», значит он может существовать как что-то внутренне присущее человеку, поэтому Кириллов и делает вывод о том, что он - Бог. Таким образом, он утверждает наличие божественного начала в каждой личности. Только один человек смог приблизиться в своей жизни к реализации этого начала полностью и тем самым дал пример и образец для нас - Иисус Христос.

Однако, важнейшая проблема, возникающая в связи со сформулированной интерпретацией истории Кириллова - насколько допустимо отождествлять взгляды героев Достоевского с его собственной позицией. К сожалению, однозначный ответ на данный вопрос дать невозможно.

В статьях из цикла «Несвоевременные размышления» (одни из ранних работ) можно найти выражение важнейшего убеждения Ф.В. Ницше, составившего основу всей его философии, - убеждения в абсолютной уникальности и неповторимости каждого человека. При этом философ считает, что эта уникальность не дана нам от рождения, а является неким идеальным пределом, целью жизненных усилий каждой личности, и каждый человек должен стараться достичь этого предела. Однако, Ницше констатирует, что сформулированная им задача является слишком сложной для современного человека, так сильно приверженного традициям и предрассудкам, поэтому философ уточняет её, делая более реальной - каждый человек должен хотя бы иметь ввиду эту цель и всю жизнь должен посвятить достижению её, надеясь на то, что если он сам и не сможет реализовать её вполне, то она окажется достижимой для следующих поколений.

Кроме того, Ницше так же говорит о возможности для человека двух путей в жизни, истинного и ложного. Второй из них не допускает раскрытия уникальности человека из-за навязывания ему от рождения представления о том, что он имеет значение только в служении целям исторического прогресса, и при этом абсолютно не значим в своём собственном, отдельном бытии. Ницше связывает истинный пусть жизни с очень важной способностью - чувствовать не исторически, уметь занимать надисторическую позицию (на такой позиции стоит, к примеру, его Заратустра).

В зрелых работах Ф.В. Ницше идея выявления уникальности каждой личности как высшей цели бытия человека отходит на второй план, заслоняется другими, более яркими и «насущными» идеями и требованиями. Однако последние имеют смысл и обладают такой значимостью только потому, что служат для достижения той самой конечной цели. В этом свете можно понять и оправдать строгость и непримиримость борьбы Ницше с негативными (по его мнению) элементами европейской цивилизации - он смотрел на них как на препятствие к реализации этой цели.

«…Орудием и игрушкой являются чувство и ум: за ними лежит ещё Само. Само ищет также глазами чувств, оно прислушивается также ушами духа. Оно господствует и является даже господином над Я. За твоими мыслями и чувствами, брат мой, стоит более могущественный повелитель, неведомый мудрец, - он называется Само. В твоём теле он живёт; он и есть твоё тело» (Ф.В. Ницше, «Так говорил Заратустра»). Это загадочное «Само» - подсознательная, глубинная полнота личности, в которой нет различия между душой и телом, и которая полностью определяет все устремления души и тела. Именно «Само» является той движущей силой, которая пересоздаёт человека и ведёт его к «Сверхчеловеку». Хотя Ницше и говорит, что человек должен быть «преодолен» и что он «лишь мост», эти слова можно понять как метафору, обозначающую преодоление человека внутри самого человека. Становление сверхчеловека происходит внутри каждой личности и за счёт её глубокой творческой энергии, укорененной в её «Само» - в потенциальной бесконечности бытия, не знающей ограничений.

Однако возникает естественный вопрос: можно ли понимать сверхчеловека в качестве категории, применимой только к будущему состоянию человека и никаким образом не подходящей к нему в его нынешнем состоянии? Если в будущем человек и сможет раскрыть своё значение в качестве абсолютного центра Бытия, то, очевидно, это значение не сможет прийти к нему извне. Оно должно всегда присутствовать в нём. Выходит, что отличие того состояния человека, в котором он пребывает сейчас, он состояния сверхчеловека заключается «лишь» в том, что в последнем состоянии он раскрывает своё подлинное значение, переводит его из формы потенциальности в форму актуальности.

При такой интерпретации философии Ницше нетрудно увидеть её близость к философии Ф.М. Достоевского. Особенно заметным совпадение взглядов двух мыслителей становится в той работе Ницше, которую не без оснований считают написанной под впечатлением от образов Достоевского, - в «Антихристе». С одной стороны, мы находим здесь обычные для самых известных работ Ницше утверждения, заставляющие говорить о его «антигуманизме». С другой стороны, кульминацией работы Ницше является его обращение к личности Иисуса Христа, и тут мы обнаруживаем удивительное изменение тона его суждений. Вместо осуждения, Ницше превозносит его и, по сути, превращает его в воплощение того самого «Сверхчеловека» о котором говорил в своих более ранних произведениях. Философ отделяет Иисуса от христианства и, осуждая второе, говорит, что никто не смог понять подлинного смысла проповедей Христа. Влияние работ Достоевского на Ницше становится очевидным, когда Ницше называет Иисуса «идиотом». Понятно, что это слово использовано здесь не в отрицательном, а в положительном смысле, скорее всего, в качестве прямой отсылки к роману Достоевского «Идиот», где им выведен образ «земного Христа», «идиота» князя Мышкина.

Всё, что далее Ницше ещё пишет об образе Иисуса Христа, ещё больше подтверждает это предположение - он интерпретирует его точно так же, как это делает Достоевский в историях своих героев - Мышкина и Кириллова. Для Ницше принципиальным является не соединение Бога и человека, а признание «Богом» внутреннего состояния самой личности, раскрывающей своё бесконечное содержание (достигнувшей высшей, конечной цели, сформулированной Ф.В. Ницше в своих ранних работах). В этом состоянии достигнутого, обретённого внутреннего совершенства, раскрытой абсолютности своего бытия, человек приходит к пониманию того, что не он подчинён природному бытию, а оно является «символом» и выражением абсолютности бытия личности.

Учитывая, что Ницше не только читал романы Достоевского перед началом работы над «Антихристом», но и конспектировал некоторые его фрагменты, логично предположить, что вышеизложенные мысли были навеяны Ницше именно образами основными героями произведений Ф. М. Достоевского.

ницше достоевский философия религия

«Бог умер» , или «Бог мёртв» (нем. Gott ist tot или Gott starb ) - высказывание Ницше . Появилось в написанной в 1881-1882 годах книге «Весёлая наука ». С высказыванием связана метафора постмодернистской философии - смерть Бога .

Обычно связывается с разрушением представлений о наличии некоторого гаранта существования человечества, лежащего за пределами непосредственной эмпирической жизни, содержащего в себе план истории, придающего смысл существованию мира. Идея об отсутствии такого гаранта возникла как следствие дискуссии об оправдании Бога (см. теодицея) и является одной из основных предпосылок современной европейской философии [ ] .

Бог мертв: но такова природа людей, что ещё тысячелетиями, возможно, будут существовать пещеры, в которых показывают его тень. - И мы - мы должны победить ещё и его тень!

Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами - кто смоет с нас эту кровь?

Величайшее из новых событий - что «Бог умер» и что вера в христианского Бога стала чем-то не заслуживающим доверия - начинает уже бросать на Европу свои первые тени.

Для Ницше христианство - это феномен церкви с ее притязаниями на власть, феномен исторический, феномен светской политики в рамках складывания западного человечества и культуры нового времени. Бог» в словах «Бог мертв», если продумывать его по его сущности, замещает сверхчувственный мир идеалов, заключающих в себе цель жизни, что возвышается над самой же земной жизнью, и тем самым определяющих ее сверху и в известном смысле извне. Когда же начинает исчезать незамутненная, определяемая церковью вера в Бога, а в особенности ограничивается и оттесняется на задний план вероучение, богословие в его роли задающего меру объяснения сущего в целом, то в результате этого отнюдь не разрушается еще основополагающий строй, согласно которому земная, чувственная жизнь управляется целеполаганием, заходящим в сферу сверхчувственного.

Авторитет Бога, авторитет церкви с ее учительной миссией исчезает, но на его место заступает авторитет совести, авторитет рвущегося сюда разума. Против них восстает социальный инстинкт. Бегство от мира в сферу сверхчувственного заменяется историческим прогрессом. Потусторонняя цель вечного блаженства преобразуется в земное счастье для большинства. Попечение о религиозном культе сменяется вдохновенным созиданием культуры или распространением цивилизации. Творческое начало, что было прежде отличительной чертой библейского Бога, отмечает теперь человеческую деятельность. Людское творчество переходит наконец в бизнес и гешефт. Таким образом, словами «Бог мертв» Ницше хочет показать, что церковь и вероучение не исчезнут, но вместо их появится авторитет разума и совести.

3. Какой смысл вкладывает Ницше в понятия «воля к власти» и «сверхчеловек»?

Воля к власти означает стремление человека к познанию, приручению действительности.

То человечество, которое свое собственное человеческое бытие волит как волю к власти, постигая такое человеческое как действительность, во всем целом определенную волей к власти,- это человечество определяется таким сущностным обликом человека, который поднимается над прежним человеком.

Есть наименование такого сущностного облика поднимающегося над прежним людским складом человечества, - это «сверхчеловек». Под таковым Ницше разумеет не какую-то отдельную человеческую особь, в которой способности и намерения всем известного обычного человека гигантски умножены и возвышены. «Сверхчеловек» - это и не та людская разновидность, что возникает лишь на путях приложения философии Ницше к жизни. Слово «сверхчеловек» наименовывает сущность человечества, которое, будучи человечеством нового времени, начинает входить в завершение сущности его эпохи. «Сверхчеловек» - это человек, который есть на основе действительности, определенной волей к власти, и для нее.

Можно было бы, огрубляя, думать, что слова эти означают следующее: господство над сущим переходит теперь от Бога к человеку, - а еще более огрубляя: Ницше на место Бога ставит человека. Кто думает так, не слишком божественно думает о сущности Бога. Человек никогда не сможет встать на место Бога, потому что бытийствование человека никогда не достигнет бытийной сферы Бога. Между тем может, напротив, совершиться нечто такое, что, в сопоставлении с этой невозможностью, будет куда более жутким, - сущность этой жути мы еще даже не начали толком обдумывать.

Сверхчеловек – это человек нового времени, он есть на основе действительности, стремиться заменить Бога и стать им.

4. Какие следствия в отношении взаимосвязи природы и общества вытекают из идей Ницше о воле к власти и о сверхчеловеке?

Человек входит в свое восставление. Мир становится предметом, пред-стоянием. В таком восставляющем опредмечивании всего сущего то, что прежде всего должно быть приведено в распоряжение представления и составления, - земля, - вдвигается в самое средоточие человеческого полагания и рас-полагания. Сама земля может являть себя лишь как предмет нападения, атаки, которая устрояется в волении человека как безусловность опред-мечивания. Природа повсюду выступает - ибо повсюду водится изнутри сущности бытия - как предмет техники.

К 1881-1882 годам, когда возник отрывок «Безумный человек», относится следующая запись Ницше: «Грядет время, когда будут вести борьбу за господство над землей,- ее будут вести во имя фундаментальных философских учений» (XII, 441).

Этим отнюдь не сказано, что в борьбе за неограниченное использование земных недр, месторождений сырья, за чуждое любых иллюзий использование «людского материала» - на службе безусловного уполномочивания воли к власти вступать в свою сущность - будут прибегать к прямым ссылкам на такую-то философию. Напротив, можно предполагать, что философия как учение, как культурное образование исчезнет, да она и может исчезать в своем нынешнем облике, потому что она - в той мере, в какой была она подлинной,- уже заявила на своем языке о действительности действительного, а тем самым уже ввела сущее как таковое в историческое совершение его бытия. «Фундаментальные философские учения» подразумевают не доктрины ученых, а язык истины сущего как такового,- эта истина и есть сама же метафизика в ее облике метафизики безусловной субъектности воли к власти.

Н е так давно атеистов посетило разочарование. Даже отрицая существование Бога, они признали, что мир с Богом был бы лучше, нежели без Него. Они все еще находят различные аргументы и доводы, опровергающие существование Бога – такие как проблема зла и кажущаяся способность естественных наук объяснить устройство вселенной. Хотя теперь и признается, что Богу не место в космосе, многим всё же сложно примирить факт Его существования со злом и страданиями. Но печально то, что большинство атеистов оказывались этим предельно озабочены. По их собственному признанию, они неохотно пришли к неверию.

Тем не менее, иначе дело обстоит с так называемыми «Новыми Атеистами» — людьми, подобными Ричарду Докинзу, Даниелю Деннетту, Сэму Харрису и Кристоферу Хитченсу. Эти отважные мыслители видели в утверждении об отсутствии Бога не причину для сожаления, а напротив – повод для радости. И все же, их энтузиазм и саркастические нападки на религиозные верования находят аналог в прошлом, а именно в трудах философа 19-го века, Фридриха Ницше.

Отправная точка, не конечный пункт

Несмотря на широкое распространение этого движения, наиболее интересной чертой «Нового атеизма» является его евангельская горячность и воинственное красноречие – все это берет начало не у Докинза, Харриса и Хитченса. Фактически, беспрецедентной является лишь слабость их доводов. Внимательные читатели обнаружат, что неоспоримые доводы и весомые аргументы не имеют места в книгах «Бог как иллюзия» Докинза, «Бог – не любовь» Хитченса или «Письмо к христианской нации» Харриса. Напротив, их аргументы удивительно слабы. Если вы ищите повод, чтобы отнестись к взглядам «Новых атеистов» серьезно, их труды покажутся вам слабоватыми.

Тем не менее, это не значит, что Ницше представляет лучшие аргументы в пользу своего неверия; ничего такого он не делает. В отличие от Докинза и компании, он не видит в этом нужды. Ницше видит атеизм не как вывод, который нужно предоставить, но как постулат, который нужно развивать. Другими словами, он приводит доводы не за атеизм, а скорее отталкиваясь от него; неверие является для него отправной точкой, а не конечным пунктом. Когда он во всеуслышание провозгласил смерть Бога, к примеру, он сделал это не с целью показать – он даже не пытался этого показать – что Бог не существует. Скорее он считал это данностью, ведь, по его мнению, критики второй половины 19-го века, такие же как и он сам, не могли больше серьезно воспринимать веру в Бога. Он заявлял, что подобная вера «стала невероятной».

Радостное знание

Ницше сделал это заявление в своем труде «Веселая наука» (The Gay Science ), название которого заслуживает особого внимания. Здесь слово “gay” имеет совершенно не то значение, которое оно приобрело за последние 50 лет, а скорее свое традиционное значение «радостный». Более того, термин “science” (наука) происходит от латинского слова scientia , которое означает «знание». Итак «Gay Science » означает «радостное знание» — такое знание, которое приносит радость знающему. С точки зрения Ницше, радостное знание — это знание о том, что Бог умер.

Провозглашая смерть Бога, Ницше не подразумевал буквальное значение этой фразы. По его мнению, Бог никогда не существовал изначально, поэтому и разговоры о Его «смерти» относятся скорее к человеческому, нежели к божественному. Мы люди, предполагает Ницше, находим существование Бога как недоказуемым, так и нежелательным. Следовательно, он скорее предполагает, нежели констатирует недоказуемость веры в Бога, даже когда объясняет ее нежелательность.

А почему вера в Бога нежелательна? Потому что смерть Бога позволяет нам самим стать богами.

Бог не умирает в одиночестве

Говоря простыми словами, Бог не умирает один. Когда Он умирает, смысл, нравственность и разум умирают вместе с Ним.

Во-первых, если Бога не существует, то жизнь не имеет смысла . Когда нет автора, у истории нет смысла; более того, когда нет автора, нет и самой истории. Кроме того, если Бога не существует, нравственность оказывается необъективной и моральное суждение становится всего лишь толкованием, не имеющим под собой ничего, кроме личных предпочтений.

Во-вторых, Ницше показывает искусственную природу нравственности , приглашая нас поразмышлять о хищных птицах и овцах, на которых те охотятся. Когда птицы кормятся овцами, их действия не являются с точки зрения нравственности ни плохими, ни хорошими. Птицы просто действуют в соответствии с их природой; нравственность не имеет к этому никакого отношения.

Итак, пока «осуждение» птиц овцами никого не удивляет – кроме, возможно, самих птиц – их суждение не имеет ничего общего с моралью, а скорее является их вполне понятным желанием не становиться кормом для птиц. Конечно, как указывает Ницше, птицы видят ситуацию по-другому. Но ни в одном, ни в другом случае нельзя применить нравственные категории – и если это действует в отношении птиц и овец, то это также действует и в отношении нас. Моральные суждения выражают наши собственные предпочтения; они не отражают объективной реальности.

И наконец, смерть Бога показывает важность разума. Когда дело касается происхождения человека, то неуправляемые эволюционные процессы оказываются лучшим доводом атеистов. Учитывая тот факт, что эволюция отбирает сильнейших для выживания, интеллектуальные способности, появляющиеся в результате данных процессов, должны хорошо приспосабливаться к выживанию. Но, по заявлению Ницше, нет никакой обязательной связи между выживанием и истиной; насколько нам известно, он обращает наше внимание на то, что натуралистической вселенной будет являться та, в которой познание истины будет скорее препятствовать, нежели способствовать выживанию. По его собственному мнению, тогда у атеиста нет никаких причин доверять своему собственному разуму.

Освобождение, ведущее в рабство

Для Ницше смерть Бога ведет к концу смысла, нравственности и разума – что означает, что он видит потенциальные последствия своего неверия более ясно, чем другие его современники-атеисты, такие как Карл Маркс и Зигмунд Фрейд. Хотя, примечательно, что Ницше видит эти возможные последствия как освободительные, а не деструктивные. Ни Бог, ни смысл, ни нравственность, ни разум не сдерживают нас, восклицает он. Мы свободны жить так, как нам нравится, и делать с нашими жизнями то, что удовлетворяет нас.

Только в таком радикально человекоцентричном виде Ницше провозглашает жизнь – и тем самым почесывает любопытные уши. Но, конечно, такой подход Ницше ведет не к благословению, покою и жизни, а к скорби, боли и смерти. Пусть Бог даст нашим друзьям и соседям глаза, чтобы видеть эту истину.

Дуглас Блаунт – профессор Христианской философии и этики в Южной Баптистской Теологической Семинарии в г. Луисвилл, шт. Кентукки.

Эта статья - первая публикация Хайдеггера, специально посвященная Ницше. Она выросла из особо интенсивных занятий философией Ницше, какие начались во второй половине 30-х годов. Хайдеггер делает глубокий философский анализ работ Ницше, анализ, который, выявил фундаментальную герменевтическую тенденцию европейской культуры. В связи с Ницше Хайдеггер выявляет сущность воли к власти как воли к воле и борьбы без цели: "За что ведется борьба, это, если только мыслить и желать здесь какой-либо содержательной цели, - писал Хайдеггер, - всегда отмечено второстепенностью. Цели борьбы и призывы к борьбе - все это только средства борьбы, все это по-прежнему остается средством борьбы. За что борются, это уже заранее решено, - это сама власть, которая и не нуждается в целях. Она бесцельна, лишена целей, как лишено ценности сущее в целом. Бесцельность неотрывна от метафизической сущности власти. Если тут вообще можно говорить о цели, то "цель" такая - в бесцельности безусловной власти человека над землей". И ницшевский сверхчеловек связан, как показывает тут же Хайдеггер, с мышлением человека как "властелина земли, располагающего безусловно всеми средствами осуществления своей власти, развернутыми во всей своей полноте". По логике мышления, присущего Хайдеггеру, мысля отсутствие Бога, надо научиться называть, или именовать, это отсутствие Бога так, чтобы само слово воплощало в себе весь непосредственный и ничем не смягченный ужас отсутствия Бога. В своей работе Слова Ницше "Бог мёртв" Хайдеггер и решает эту задачу. Однако это лишь одна из ранних его попыток решать ее. Это прежде всего опыт того, что и Ницше, и вслед за ним Хайдеггер понимают как "нигилизм", т.е. ситуацию абсолютного отпадения от веры, ситуацию полной неспособности хотя бы мыслить возможность веры. Такой опыт вырастает, как представляется, исключительно на почве проте- стантизма, разложение которого (как веры в Бога) еще додумывается до конца на основе немецкой классической философии, в свою очередь выра- стающей на почве протестантизма и вполне соучаствующей в разложении веры. Такая саморефлексия разложения в конце концов додумывает "неверие" до чего-то абсолютного (так что, например, полагает возможным не считаться с фактами веры и совершенно отбрасывать их как ничего не значащие - так это у Ницше и у Хайдеггера). Можно даже думать, что философия усиливает и утрирует неверие как тенденцию, довершая ее мыслью. Хайдеггер же, будучи католиком, с готовностью перенимает эту созданную протестантизмом ситуацию: как философ, он, можно сказать, и не вправе проходить мимо крайних возможностей мысли и игнорировать радикально заостренное состояние ума.

Далее: чем больше мысль уверяет себя в своем неверии, в своей неспо- собности вообще мыслить веру, чем больше уверяет она себя в том, что Бог "мёртв" и эпоха веры в него закончилась раз и навсегда, чем больше ее тянет расписывать себе смерть Бога и чувственно разрисовывать ее - у Ницше Бог тлеет, и гниет, и смердит, - тем более такая мысль обнаруживает себя как мысль о боге, о боге умирающем и воскресающем, о боге, смерть которого даже необходимо мыслить и представлять себе как наводящую подлинный страх и ужас своей окончательностью, чтобы по-настоящему, из глубины души, с подлинным потрясением всего существа, чаять воскресения Бога или же, по словам Хайдеггера, ожидать прибытия грядущего Бога. Все это так происходит и у Ницше, и у Хайдеггера: агрессивно антихристианская мысль Ницше, к тому же жестко подчеркиваемая им в опубликованных текстах, оборачивается - однако в самый последний миг! - сопереживанием умираю- щему Богу и признанием чистоты раннего христианства; у Хайдеггера то же "оборачивание" совершается на несравненно большей теоретической высоте.

И наконец, третье - это вытекающее из отрицания и утверждения, из потря- сенного сопереживания смерти Бога искание имени для отсутствия Бога. И в это искание вливается, словно в окончательность, все содержание философии Хайдеггера, все его усилия мыслить бытие и все его "кружение" вокруг этой проблемы. Мыслить бытие - это вынуждает мыслить небытие и ничто, а небытие - и как "простое" отсутствие бытия, и как отсутствие, от-сутствование. Отсутствование - это возможный способ того, как "бытийствует" бытие. Это же и возможный способ "бытийствовать", быть, Богу. Понять отсутствие Бога и во всей его внушающей ужас абсолютности, отрешенности, и - при этом же - как присущий Богу способ бытийствовать, понять и назвать это было делом всей поздней философии Хайдеггера.

Согласно социальной философии М.Хайдеггера, "воля к мощи", или, более узко, "воля к власти", которой придавал столь большое значение Ф.Ницше, действовала в новоевропейском субъекте тайно уже с самого начала, но временно признавала над собой требование объективности, научной строгости и не объявляла себя единственным законом сущности. Лишь в последние десятилетия, в результате глубоких "метафизических" размышлений, выяснилось, что субъект, по сути, обеспечивает лишь самого себя. За субъектом все более решительно стала обнаруживаться "воля к власти", а содержанием “воли к власти” оказалась некая "воля к воле ". Соответственно, "воля к власти" – это всего лишь проявление более глубинного процесса: "воли к воле". "Воля к воле" – это такой, возникший в западноевропейской традиции, процесс, который уже не подвластен человеку и который предпочитает гибель отказу от самоутверждения, всё берет под свой учет и контроль.

М.Хайдеггер является создателем оригинальной концепции "наличного бытия", т.е. человеческого бытия, концепции "вот-бытия". Философствование следует начинать с вопроса о сущем, с человеческой реальности, которая только и может раскрыть сущее, а именно с феноме- нологической онтологии. Только через выяснение сущности человеческого бытия (Da-Sein) можно раскрыть сущность собственно бытия (Sein). Причем человек находится "в просвете бытия" и может, поэтому, или подняться к "высшему" или, не поняв смысла этого "просвета", попасть в ад. Истинным отношением человека к миру является озабоченность своей деятельностью, единством с миром, отношением к общественности, отчужденностью. Через заботу человеческое существо порабощает само себя, постоянно ставя перед собой все новые и новые цели, и именно в этом процессе порабощения пытается обосновать и укрепить свою свободу. Страх, с одной стороны, заставляет человека, отказываясь от своего истинного бытия, растворяться "в массе" (Man), а с другой – именно страх потерять себя и раствориться в анонимности общественного заставляют человека преодолеть одиночество и вернуться к "личностному существованию". Поскольку человек "виновен изначально", то только совесть позволяет ему осознать это. Совесть – это особый долг перед самим собой, отказ от неподлинного существования, что требует решимости, которая может привести человека к подлинному цельному самобытию, вырывая его из безличного существования. Любую решимость человека предвосхищает решимость особого рода: "бытия-к-смерти", которая может придать существованию смысл и позволяет рассеять всякое "мимолетное самосокрытие.

Тем не менее будущее обладает приоритетом , поскольку для каждого человека очевидно существование в будущем смерти как завершения временности. В отличие от человеческого времени, в "абстрактном времени", в мировом и общественном, человек встречается с внутримировым сущим. Мировое время оказывается по Хайдеггеру ни субъективным, ни объективным, оно было "раньше". Исходя из прошлого можно понять лишь "механическую причинность", а "жизнь как органическое целое", сознание и историю – лишь исходя из будущего. Если объяснение с научной точки зрения, опираясь на прошлое, подводит итог и ставит перед собой какую-то цель, которую стремится достичь, то это заведомо ложный шаг. Ведь цель – это то, что лишь наступит в будущем. Цель не задается прошлым, а определяется каждый раз заново из самого грядущего. "Истинная истина" не замкнута (хотя и целостна), она – открытость бытия времени. Главное в истине – не то, что уже есть, а то , чего ей не хватает, что еще только наступит . Время всегда разомкнуто в будущее, которое и определяет направление изменения мира. Плюрализм истины и свобода человека состоят как раз в том, что существует необходимость каждый раз постигать будущее заново. А его неведомость делает мир бесконечным. Поэтому, по Хайдеггеру, время неотъемлемо от субъекта и исчезает вместе с ним. Время и есть бытие, а без него прекращается.

Постичь бытие может лишь такое мышление, которое поймет "время как горизонт бытия" в единстве с "временем как бытийностью заботы", поймет время в единстве прошлого и настоящего, "временящихся из будущего", время как скрытую историю. Бытие не вещественно, как это мыслит человек, исходя из европейских традиций. Но бытие и не идея, не мысль. Бытие – это то, .что открывается в горизонте времени, что открыто времени, что исторично, плюралистично и трансцендентно. То что есть – лишь дано в бытии, а не само по себе бытие, которое как бы ускользает от определения. "Не то что бытие где-то существует само по себе и сверх того еще ускользает от рассмотрения. Нет, ускользание бытия как такового – это и есть само бытие. Находясь "в просвете бытия", человек может не понять, где истина, а где заблуждение, где истинное время и "цель", а где ложное "абстрактно-мировое" время и серия "ложных целей". Европейский человек "заблудился", увлекшись "волей к власти" и стоящей за ней "волей к воле".

Как уже отмечалось, "воля к воле" – это такой процесс, который уже не подвластен человеку и который предпочитает гибель отказу от само- утверждения, все берет под контроль и свой учет. Обеспечивая каждый свой шаг развитием техники на основе научных методов покорения природы, “воля к воле” делает себя представительницей бытия, полностью вытесняя его собой. “Воля к воле” оказывается закрытой для любого события, которое было бы не ею же самой установлено. В практике нового человека безраздельно правит трансцендентное метафизическое начало “воли к власти” и “воли к воле”. Слепота метафизической мысли состоит как раз в том, что она никак не может в наступательной "воле к воле" узнать саму себя.

Мир становится не миром, поскольку Бытие, хотя и пребывает, но как таковое не правит в своем собственном "доме". Сущее, полагает Хайдеггер, перешло в "блуждающий способ существования, когда распространяется пустота, требующая одного единообразного порядка и обеспечения сущего. Никакая акция, никакой активизм не может изменить состояние мира, потому что бытие как действенность и действие замыкает сущее от "раскрывающего со-бытия". Даже страдание, противоположное действию, оказывается заодно с действием в той же самой метафизической сфере "воли к воле" и не в состоянии вывести за ее пределы. "Воля к воле" навязала возможному в качестве цели невозможное. Техника, поэтому, – идентична понятию законченной метафизики. Абсолютное единообразие человеческих масс под господством “воли к воле” делает ясной бессмысленность человеческого действия, возведенного в абсолют.

"Ни одно изменение не происходит без опережающего указывающего путеводства",– подчеркивает Хайдеггер. Это–"судьба"-"посылание", каковым для человека оказывается какое-нибудь "бытийное озарение", независимо от того, сумеет ли человек принять его как таковое или оградит себя от “раскрывающего со-бытия” Бытия. В последнем случае, а именно, с "вытеснением судьбы" прекращается и история. Будущее становится материалом лишь для волевого планирования. "Но как сможет достичь нас какое-то путеводство, – завершает свои мысль Хайдеггер, – если не высветится событие, которое призывая, требуя человека, озарит его существо, даст ему сбыться и в этом осуществлении выведет смертных на путь мыслящего, поэтического обитания на земле?".

Итак, по новому взглянув на философию Ницше и заставив философов XX века относиться к нему серьезно, Хайдеггер сам стал во многом мыслить "по-ницщеански". Из развитой Хайдеггером концепции человеческого "вот-бытия", находящегося одновременно и в абстрактно-мировом времени как "горизонте бытия", и в подлинно человеческом времени как "бытийности заботы", с необходимостью следует возможность или уловить то, что можно уловить пребывая в "просвете бытия", или отгородить себя от этого "просве- та", даже если вдруг произойдет какое-то "событие", определяемое Бытием, "знамение". Забвение бытия и произошло из-за увлечения человечеством сначала "волей к власти", а затем и "всегда стоявшим за ней" более глубоким содержанием: "волей к воле" как самодостаточным и не имеющим истинной цели процессом, который со временем становится не подвластным человеку. Позволив вовлечь себя в этот процесс, человечество потеряло путь к "истине бытия" и оказалось в кризисной ситуации. Выйти из нее, вероятно, можно только распознав "открывающее человеку собственно бытие" некое "раскрывающее событие.